день сто двадцать девятый

[Oriya_Mibu]

Камигадзава изменилась. Я замечаю это во всем... и не могу сказать, что мне так уж не по душе эти перемены.

Конечно, они тревожат, вызывают ощущение неуютности, — как будто привычная одежда вдруг стала слишком просторной... но я не вижу в этом ничего плохого. Гибкое выживает. Закостеневшее — ломается и гибнет. И не всегда любые перемены только к худшему.



Мне нравятся улыбающиеся, открытые лица учеников. В прежние времена мальчишки куда чаще были сосредоточенно-хмурыми... теперь же в перерывах между занятиями тут и там то и дело вспыхивают шумные беззлобные потасовки, затеваются какие-то игры... Малышня так и вовсе носится по двору сломя голову, — нечто совершенно немыслимое при Огучи-сэнсэе...

Мы болтаем об этом с Иширо, одним из младших наставников, поедая полуденный рис — прямо на заднем дворе, сидя на низкой каменной ограде, за которой начинается сад.



— Те, кто постарше, из мастеров, сперва ворчали, что Арицунэ-сэнсэй совсем запустил дисциплину. Но сейчас вроде поуспокоились... — Он говорит со мной вполне откровенно: не видит смысла что-либо скрывать. Мы смутно помним друг друга еще по прежним временам, хотя когда я уехал с Кюсю, он был еще совсем мальчишкой. Легкий, открытый парень... И отменно владеет мечом. — Правда, многие с ним до сих пор спорят. Не нравится, что сэнсэй хочет сделать школу... коммерческой. — Он произносит это слово почти как ругательство — и тут же начинает смеяться, и пожимает плечами. — Не знаю... По мне, так это всё лучше, чем если нас закроют, или мы сами тут вымрем с голодухи. А Арицунэ-сэнсэю лично я доверяю. Он знает, что делает...



По крайней мере, несмотря на внешние послабления в дисциплине, школа содержится в отменном порядке. Двор идеально выметен, стены побелены, сёдзи — все целые, без единой прорехи, ухожен сад. И ученики по сигналу гонга прекращают всякое буйство почти мгновенно — и на занятия приходят собранными и серьезными, преображаются, едва переступая порог додзё...



Я веду у младших общую двухчасовую тренировку, потом — ассистирую Иширо, когда он демонстрирует старшим приемы кэндо. Мы даже устраиваем показательный поединок, не на бокэнах, а с заточенными боевыми катанами.

Собственно, именно после этого, взмокшие и усталые, отправляемся вместе сперва в душ, а затем на обед...



...Здесь хорошо.

Будда Амида, я успел позабыть — насколько же здесь хорошо...



Бурый неотшелушенный рис — вкусен и без всяких приправ. Чистейшая вода из горных родников, такая ледяная, что от нее ломит зубы... такая свежая, что от нее пьянеешь, не хуже чем от сакэ...

В наш гостевой домик я приношу после обеда жаровню — не столько ради себя, сколько ради этой чертовой змеи, — и от кедровых и кипарисовых углей воздух наполняется тончайшим ароматом...



Здесь чисто.

Здесь хорошо.



...Еще полчаса отдыха перед тем, как мне вести каллиграфию... Я нахожу Мураки в саду.



— Ну что, Кадзу... Ты не слишком тут заскучал?...



— Нет.



Но в его глазах что-то странное — хоть он и прячет это за улыбкой.

Я сажусь рядом. Беру его руку в свои.



Из-за постоянных упражнений с мечом, у меня — куда более загрубелые пальцы. Мозоли, которые, наверное, уже никогда не сойдут. Рассматриваю его узкую, крепкую ладонь — так, как будто вижу ее впервые в жизни.

В какой-то мере, впрочем, так оно и есть...



— Что ты надеешься там увидеть, Ори? Линию жизни?



— Нет. — Я невольно начинаю смеяться. — Линию любви к комфорту. Она должна быть у тебя очень длинной, Кадзу... И перечеркнутой глубоким внутренним потрясением — как раз на сегодняшнем дне. Кстати, я притащил жаровню. У тебя больше нет повода для жалоб.



— Да? — Тонкие брови высоко поднимаются. — Если ты скажешь, что провел также электричество и водопровод...



Я все еще не отпускаю его руку. Холодную... такую холодную...



— Зачем? Это лишнее. И между прочим, знаешь, нам еще повезло... Общим собранием недавно было решено снять крыши со всех жилых домов, чтобы ученики и гости могли любоваться луной, не вставая с постели. Так что если бы мы приехали на пару месяцев позже, то...



...Даже когда, не договорив и не выдержав серьезного тона, я начинаю смеяться, — по его виду понятно, что он вполне готов в это поверить.



— Нимало не удивлюсь, Мибу-кун. Кстати... сколько, ты говоришь, ты тут прожил?...



Он все еще не забирает свою руку из моей.



— Сколько?... Достаточно — чтобы не устраивать трагедий из-за чуть-чуть прохладного душа.



...Мы принимаемся спорить о том, можно ли считать едва прогретую ледяную воду «чуть-чуть прохладной» — или для этого есть более точное определение. Вконец увязаем в лингвистических тонкостях. В методах определения температуры — в отсутствие градусника. В обсуждении механических конструкций — в частности, достойно ли гордого названия «душа» примитивное устройство, состоящее из металлического бака, поднятого на деревянных опорах...

Под конец он заявляет мне, что, кажется, я проспал в своей Камигадзаве не только эпоху Сёва — но и Реставрацию Мэйдзи. И что первое, что он пришлет сюда по почте из Киото, в благодарность за теплый — позволь мне подчеркнуть это слово, Ори, теплый,— прием... это календарь.

Я делаю большие глаза и пытаюсь уточнить — а что, разве сёгун в Бакуфу нынче уже не Токугава Иэясу?...



— Мне жаль разрушать твои иллюзии, Мибу-кун. Уже несколько лет как нет. Четыреста, если быть точным... Удивлен?



— Хм... То-то я и смотрю, что порядка вокруг стало значительно меньше...



...И мы все еще держимся за руки.

И я больше всего опасаюсь, что он опустит глаза. И это заметит.



А пальцы у него все же согрелись...



...



Кое-что... да, кое-что теперь мне все же становится понятней.

Я размышляю об этом в библиотеке, наблюдая за тем, как в ящиках с мелким речным песком ученики сосредоточенно выводят заостренными бамбуковыми стилосами иероглиф «терпение»...



...Я не слепой и я не идиот. Я прекрасно понимаю... да и в те, прежние времена понимал, — что он пытался делать со мной. Не знаю, как он называл это для себя. Игрой... Привязыванием... Все равно.

Я видел его приемы. Это чередование холодности — и интереса. Внимания — и равнодушия. Он то подпускал к себе совсем близко — то отгораживался стеной. То не оставлял меня в покое ни на минуту — то пропадал месяцами, не давая о себе знать, заставляя беспокоиться, тревожно гадать, где он и что с ним такое. Он забавлял меня парадоксами, дразнил загадками, возбуждал неожиданными выходками. С ним никогда не бывало спокойно. Никогда — предсказуемо. Никогда — как с кем угодно другим.



Он мог и не стараться, на самом деле.

Он стал для меня всем на свете — в первые же дни. Без всякого резона. Без логичного объяснения. Почти даже без повода.

Серебряным крючком — который я заглотил, и без всякой наживки.

Серебряной сетью — в которой запутался, без надежды... и что хуже — без желания освободиться.



Серебряной паутиной.



Единственным вопросом, на который я так и не нашел ответа ни тогда, ни сейчас, было — что он сам увидел во мне?

Я не льщу себе. Я самый обычный человек. Не обладаю блестящим умом и чересчур подвержен эмоциям. Я... слишком прост для него.



То, что пугало — и тогда, и сейчас... Что он однажды это поймет.

Поймет, что там, где видел ложную глубину, на самом деле — нет ничего.



Возможно.



Возможно.



Возможно.



...И еще кое-что, чего я никогда не смогу объяснить...



Он напрасно воспринимает Камигадзаву как своего соперника. Это его отношение я тоже видел раньше... по-настоящему же осознал только сейчас...



Он ошибается. Это смешно. Такая ошибка...



Камигадзава — это то, что сформировало, что вылепило меня, сделало таким, как я есть. Он — тот, кто получил, привязал к себе результат.

Нет никакого повода для противостояния. Никаких точек соприкосновения, на самом деле.



Камигадзава — кокон, из которого вырвалась бабочка. Он — паутина, в которой эта бабочка оказалась в конце концов.



Был ли у бабочки выбор? Был ли у бабочки шанс?

Было ли у бабочки... стремление к свободе?



Не знаю. Я просто...



...просто люблю его.

Вот и всё.



...



...До заката солнца остается еще часа два, когда я начинаю собираться. Минимум необходимого — в рюкзак. Остальное — на себя. Высокие ботинки. Ангоровый свитер — тонкий, теплый и «дышащий». Непродуваемая куртка с двойной подстежкой...

Да, конечно, Кюсю — это юг. Но я слишком хорошо знаю, какими предательскими бывают здесь горы.



И никакие предосторожности — не лишние. Я давно уже не мальчишка, чтобы этим пренебрегать.



— Цунэ, я — на старую лыжную базу, с ночевкой. Лавин последние дни вроде не было, прогноз я посмотрел... Отпускаешь?



Сэнсэй Камигадзавы поднимает на меня покрасневшие глаза, отрываясь от вороха каких-то бумаг.



— Конечно, Ория. Постарайся завтра часам к десяти вернуться. Я там в расписание тебе опять малолеток вбил...



Я киваю. Он не спрашивает — зачем я ухожу. И не из тактичности... или отсутствия любопытства. Он просто знает.



Традиции. Обычаи. Память. У нас у всех — они одинаковы. У всех, рожденных и выпестованных Камигадзавой...

Он понимает меня — наверное, лучше, чем я понимаю себя сам.

И кроме того... я ведь рассказал ему об Ито...



А то, что помимо своего названного брата этой ночью я буду поминать еще двоих...

Это, в конечном итоге, не имеет никакого значения...



...Я уже выхожу из его комнаты, когда он вдруг окликает меня...



— Курительные палочки, Ория... я там оставил их в святилище — для тебя. Так что возьми, сколько нужно. И посох — чтобы проверять тропу. Кёдо-сан отдаст его тебе на воротах. Свежий снег только вчера выпал...



Простого «спасибо» тут недостаточно. Но что еще я могу ему сказать?...



Впервые я кланяюсь ему на прощание. Действительно кланяюсь — так, как положено кланяться сэнсэю.

И он принимает это как должное.



А потом я возвращаюсь к себе, чтобы взять рюкзак.



Меня ждет долгий путь.

И долгая ночь...

Comments

[Kazutaka_Muraki]

/Откуда он знает, что его спутник собрался уходить в горы? Можно назвать это интуицией. Чутьем. Нюхом. Отличным знанием материала.

Можно объяснить это меткой, повышающей... резонанс.

Можно - простой наблюдательностью. Он видел теплые вещи в чужом рюкзаке. Здесь они Мибу явно не нужны. Он сам - еще утром сменил помятый костюм на белые джинсы и свитер.



Он не оборачивается, несколькими прикосновениями успокаивая змею на руке, напрягшуюся от звука чужих шагов. Осторожно спускает ее в террариум, прикрывая стеклом.



Они учатся понимать друг друга - он и его стерва. У них получается намного лучше, чем он расчитывал. Такими темпами, недели две постоянных занятий - можно будет начинать тренировать... и агрессивные модели./



Тебе следовало взять его с собой. Теперь это чревато последствиями.

[Oriya_Mibu]

/Он с улыбкой оборачивается на голос. Следит за тем, как визави опускает в стеклянный ящик свою змею.



Как всегда, тот обожает говорить загадками — но сейчас это не раздражает. Сейчас вообще ничто неспособно вывести его из равновесия./



О чем ты говоришь, Кадзу? Это... угроза?

[Kazutaka_Muraki]

О рюкзаке, разумеется.



/Он наконец-то оборачивается к визави, распечатывая новую пачку сигарет и прикуривая. Медленно. Никуда не торопясь.../



Не угроза. Констатация факта.

[Oriya_Mibu]

/Он подходит ближе, взвешивая рюкзак на вытянутых руках./



Что такое? Ты напихал туда кирпичей — пока меня не было?...

[Kazutaka_Muraki]

/Усмешка на бледных губах. Он отвратительно себя чувствует в этих горах. Разреженный воздух... неправильный. Непривычный.

Он купил вдвое больше сигарет, чем ему обычно требовалось, а теперь рискует остаться без никотина к завтрашнему дню... последняя пачка.



И все же, когда визави притащил сюда жаровню - здесь стало куда... приятнее. Не настолько, впрочем, чтобы он согласился провести тут хотя бы одну лишнюю ночь./



Слишком банально. Попытка номер два?

[Oriya_Mibu]

/Он деланно хмурится — с трудом удерживаясь от смеха./



Что, Кадзу? Что?! Связал шнурки на ботинках морским узлом? Выдавил в капюшон куртки зубную пасту? Еще немного — и я заподозрю, что ты общался с местной детворой... Эти шутки у них всегда в ходу...

[Kazutaka_Muraki]

/Он пожимает плечами, выпуская дым мелкими порциями. Ловя искры смеха в чужих ореховых глазах. Усмехаясь - в ответ.../



Холодно. Слишком холодно, Мибу-кун.

[Oriya_Mibu]

/Он подходит ближе. Обходит собеседника со спины... и неожиданно кладет подбородок тому на плечо. Голос — совсем тихий, на ухо. Почти шепот./



До заката — всего ничего. Может, лучше продолжим — уже по дороге?

[Kazutaka_Muraki]

/Он приподнимает брови, слегка поворачивая голову. Почти касаясь губами чужих.../



В городской обуви и легком плаще? Ты принес сюда жаровню для того, чтобы тут же выставить меня отсюда к чертовой матери?



/Словно он сам только что не говорил об этом. Пустые слова. Здесь могло быть все, что угодно. Любые другие - на выбор.



Слова - словно камешки в террариуме. Мелкие и округлые. Тщательно отобранные, чтобы змея ненароком не порезалась об острый край.../

[Oriya_Mibu]

/Если продолжить это движение навстречу еще немного... совсем чуть-чуть...



...Он все же не делает этого. Хотя чужое дыхание уже касается кожи. Так близко...

Но — он просто улыбается в ответ, отстраняясь./



Два свитера, Кадзу. Две куртки. Две пары ботинок — надеюсь, я угадал с размером... но если нет — там внизу теплые носки. Фукуока, помнишь? Я же говорил — ты еще скажешь мне спасибо. Переодевайся. Нам, правда, надо успеть до темноты...



/Он вытряхивает всё перечисленное из своей сумки — на футон. И вновь улыбается, косясь на визави./



Дорожный посох, поавда, всего один. Но я так и так пойду первым. Ты ни хрена не умеешь пробовать снег...

[Kazutaka_Muraki]

/Он пожимает плечами. Не в его привычках говорить "спасибо" - и кому, как не собеседнику, об этом знать. Он вкладывает сигарету в чужие пальцы и переодевается. Два свитера - чуть больше, чем один. Спасет ли это его? На лишних двадцать минут, пожалуй...



И - визави действительно угадал с размером. Почему-то именно это, а не что-то иное, вызывает еще одну усмешку на тонких губах. Он отбирает обратно сигарету. Затягивается, застегивая куртку./



Мне незачем. Я умею находить людей, которые умеют его пробовать.

[Oriya_Mibu]

/Он с легкой улыбкой на губах наблюдает за визави. Особенно забавляет скептическое выражение у того на лице...



Свитер действительно кажется тонким — но это самая теплая шерсть, какую только можно представить. То же самое — и с курткой. У него были годы — на то, чтобы научиться подыскивать идеальную экипировку./



Ты можешь остаться здесь, Кадзу. Вдруг ты ошибся... с выбором человека.

[Kazutaka_Muraki]

/Он не берет с собой ничего, кроме сотового, палма - во внутренний карман куртки - и пачки сигарет. Все остальное - и так взял с собой спутник. Как и второй комплект теплой одежды.

Они учатся говорить друг с другом - по-другому. Иначе. Почти как он - со своей змеей.



Это забавляет и интересует одновременно...



Он останавливается перед визави. Совсем близко. Заглядывая в глаза, чуть склонив голову к плечу. Усмехаясь.../



В таком случае, мне следовало оставаться в Киото.

[Oriya_Mibu]

Ты сам хотел сюда поехать. Я... просто сопровождаю тебя, не забудь.



/Он касается кончиками пальцев чужой щеки. Наклоняется, чтобы взять рюкзак, и легко забрасывает его себе за плечи./



Ты... иди к воротам, Кадзу. Я сейчас подойду, мне только нужно заглянуть еще в одно место...

[Kazutaka_Muraki]

/Он выходит из домика, не оглядываясь. Медленно доходит до ворот, провожая глазами пару увлеченных спором о техниках боя вслепую подростков.



Останавливается, уже доходя до закрытых ворот, стоящих посреди долины.

Полная открытость. И полная замкнутость.



Он усмехается. За неполные сутки он узнал об этой школе намного больше, чем - за двадцать лет, собирая информацию о ней по крупицам, находя сведения, сплетни и свидетельства.



Бессмысленное знание, по сути.

Настолько же - как и стоящие здесь ворота./

[Oriya_Mibu]

/Он подходит к святилищу, скрытому в сени сада, в самой редко посещаемой его части, у пруда. Крохотное строение смотрится в стылую воду, отражается в ней — призрачное, почти нереальное... Он останавливается на пороге, вдыхая запах благовоний и тишины...



Стоит так несколько секунд — потом решительным шагом проходит к алтарю и забирает курительные палочки в водонепроницаемом пакете. Прячет их в карман рюкзака.



Ну вот, можно уходить...



У привратника на воротах он забирает обещанную бамбуковуюб палку, — совершенно незаменимая вещь в горах, по глубокому снегу... И наконец окликает своего спутника, с задумчивым видом стоящего поблизости./



Если ты не передумал — пойдем. Нам во-он туда, смотри...



/И указывает на дальний склон, где едва виднеются темные точки./

[Kazutaka_Muraki]

/Он смотрит на склон - без малейшего выражения эмоций на спокойном, почти удовлетворенном лице. Смотрит - словно лишь потому, что спутник заставил его туда посмотреть.

Лишь светлая бровь едва заметно приподнимается - и рука тянется к переносице привычно поправить очки.../



Спроси меня об этом еще раз пять - и я передумаю. И "вон туда" мы будем добираться уже втроем. Да, и... ты не помнишь, я закрыл ее?

[Oriya_Mibu]

/Он обгоняет спутника, чтобы пойти по дороге первым. Здесь, внизу, разумеется, снега нет и в помине. Минут сорок пути, как минимум, тропа будет чистой. А вот выше могут начаться проблемы...



Он оборачивается, улыбаясь./



Закрыл. А вот я, кстати, — потом возвращался. Теперь можешь до завтрашнего утра гадать — зачем?...

[Kazutaka_Muraki]

/Он подстраивается под чужой ритм. Пока что это похоже на простую прогулку. Вверх - на покрытый снегом склон - он предпочитает не засматриваться.../



Если ты до сих пор не чувствуешь ухудшения - я спокоен за вас обоих.

[Oriya_Mibu]

/Он негромко смеется, оглядываясь по сторонам. Наверное, кому-то этот пейзаж может показаться некрасивым: голые каменистые склоны, почти без пятен зелени... скалы... снег... Не Альпы. Не Фудзи, конечно...



Он не знает ничего лучше. И не желает знать./



Хорошо. Ну и пока ты не просишь тащить тебя на плечах — за тебя я спокоен тоже. Береги дыхание, Кадзу. И не вздумай курить на ходу...

[Kazutaka_Muraki]

/Он улыбается одними губами, глядя в чужую спину. Рассматривая окрестности. Находя их излишне пресными... впрочем, не лишенными привлекательности.../



В таком случае, когда у нас привал?

[Oriya_Mibu]

Привал на переходах меньше шести часов не предусмотрен, Кадзу. Можешь, конечно, обратиться в комиссию по правам человека... но там три года — очередь на рассмотрение. Мы раньше дойдем.



/Он бросает это через плечо — и больше не отвлекается на разговоры, чтобы самому втянуться в нужный ритм, и позволить сделать то же самое спутнику. Своей физической формой он конечно доволен, — но в горах и сам не был уже очень давно... и городская жизнь не то чтобы располагала к пешим прогулкам...



Впрочем, пока... первые полчаса сравнительно пологого подъема... по почти утоптанной тропе... это детские игрушки. Выше — будет куда интереснее.../

[Kazutaka_Muraki]

/Он продолжает улыбаться, впрочем, ветер скоро сдувает с бледного лица любые признаки эмоций. Он не тратит времени зря. Здесь неплохое место. Чуждое ему по сути, но неплохое. И - достаточно удаленное от Киото.



Он раскрывается, приспуская щит. Он чистит каналы. Он позволяет Воздуху ровным потоком течь по выпрямленному позвоночнику.

Он не чувствует холода - зато ощущает местную атмосферу каждой порой кожи. Он ощупывает ее подушечками расслабленных пальцев.

Ему нечем питаться здесь - зато можно сбросить все шлаки.



Он не замечает времени и дистанции. Лишь то, что воздух становится все более насыщенным.

Он не замечает, что идет не один. Он вообще не замечает, что продолжает идти. втянувшись в ритм.../

[Oriya_Mibu]

/Упругим, пружинящим шагом, он поднимается все выше по тропе, лишь временами оглядываясь на спутника. У того совершенно отсутствующее лицо, — и он не тревожит его разговорами.



Тропа заканчивается наконец, — точнее, продолжается и дальше, но уже в обход по склону, а им надо забираться выше. Здесь идти становится труднее — каменистая насыпь заставляет быть осторожнее с тем, куда ставишь ногу. На некоторых особенно крутых участках из-под ног летят вниз мелкие камешки... Легко подскользнуться...



Это хорошо. Горы требуют собранности, не терпят посторониих мыслей. И особенно — посторонних эмоций. Горы ревнивы...



...Когда склон делается особенно крутым, он оборачивается к спутнику, указывая на бамбуковый шест в руке./



Не избавишь меня пока от этой палки? Я у тебя ее заберу, когда начнется снег...

[Kazutaka_Muraki]

/Каменистая насыпь очень быстро возвращает его к действительности. Контролировать дыхание все сложнее. Все сложнее - удерживать равновесие, даже с его неплохой координацией. Пару раз только скорость реакции спасает от того, чтобы не упасть.



Пару раз он почти готов ухватиться за кусты... он сам до конца не понииает, что его останавливает. Чувство противоречия? Гордость??

Глупости...



Он окидывает спутника насмешливым взглядом, молча забирая у того посох.

Отказываться от помощи, когда она необходима - это еще бОльшая слабость, чем принимать ее.

Он не упрям. Он рационален...



... а идти действительно становится легче.../

[Oriya_Mibu]

/За что он любит горы — так это за их непостоянство... Звучит парадоксально — если со стороны вглянуть на эти гигансткие массивы, кажется, никогда не меняющие, существовавшие здесь изначально, с самого рассвета времен... Но на самом деле, — нет ничего более меняющегося, ничего столь же щедрого на неожиданности... и чаще всего — неприятные...



Меняется дорога... только что подъем — и вот уже вновь спуск: небольщая лощина. Облегчение? Отнюдь — идти становится еще тяжелее, даже рифленые подошвы ботинок отчаянно скользят, да еще и тянет вниз тяжелый рюкзак... Потом опять подъем — кажется, не такой уж крутой, зато здесь явно недавно был камнепад и весь склон — в острых осколках, того и гляди — вывихнешь ногу...



Он уже жалеет, что взял с собой спутника. Тот, конечно, не впервые в горах, но...

Как всегда, за другого он тревожится куда больше, чем за себя самого...

Кроме того, он невольно замедляет темп — ради спутника. И кажется, они могут не уложиться до заката...



...Небольшая площадка у подножия скал. Отсюда еще минут десять наверх — и начнется снег. Уже и здесь попадаются белые проплешины на камнях, и сами скалы — в скользкой наледи...



Он оборачивается. Плевать на время. Всё равно.../



Не передумал насчет привала, Кадзу? Мне бы минут десять, чтобы сориентироваться... Боюсь — мы с тобой заблудились.

[Kazutaka_Muraki]

/Последние полчаса он считает пульс, вдохи и выдохи. Он дозирует их со скрупулезной точностью, как реактивы в лаборатории. Он позволяет себе учащать дыхание, когда перед глазами появляются черные пятна.

И расстегивает куртку на ходу. Слишком жарко. На лбу проступает пот.



Он почти не замечает изменения скорости ходьбы - он давно уже не контролирует ее, пытаясь идти в ногу со спутником, но все чаще сбиваясь с ритма. Здесь уже не получается просто - идти. Здесь остается лишь следить за тем, чтобы не поехать вниз по склону, не потащив за собой и другого.



Дальше - только хуже. Тщательно выбирать место, на которое ставишь ногу. Он уже пару раз оступился. Щиколотка ноет до сих пор...





...Когда спутник останавливается - он просто молча садится на ближайший камень, прислоняя к нему бамбуковую палку. Некоторое время смотрит прямо перед собой - еще сильнее расстегнув куртку.

Он слышит чужой голос. Ему приходится напрячь память, чтобы понять, о чем ему говорят.



Кривая усмешка появляется на обветренных губах. Он выбивает из пачки сигарету. Плевать ему на то, что этого не следует делать. Прикуривает, закрывая зажигалку ладонью от резкого ветра.

Пронизывающего - но отнюдь не кажущегося холодным. Слишком жарко... слишком.../



Сделай нам обоим одолжение. Не трать времени и сил на имитацию бурной деятельности.

[Oriya_Mibu]

/Он несколько секунд смотрит на спутника. Молча. Очень внимательно.

Затем — резкий шаг вперед, и... еще более резкое, почти неуловимое движение рукой.



...Он запахивает на визави куртку, сдавливая ее за ворот — и рывком поднимает того на ноги.



Пристальный взгляд в чужое лицо./



Одолжение?... Это гребаные горы, Кадзу. Ты или делаешь то, что тебе говорят — или можешь сидеть и курить на этом камне до завтра.

Потому что дальше я пойду один.



Застегнись. И выброси сигарету.

[Kazutaka_Muraki]

/На несколько мгновений в широко распахнутых серых глазах читается искреннее удивление. Сменяющееся язвительной насмешкой. И еще чем-то куда более глубоким.

Внимательным. Изучающим...



Он не пытается сопротивляться. Склоняет голову к плечу, чтобы, сделав последнюю затяжку - отбросить недокуренную сигарету в сторону.



Он медленно выдыхает дым. Медленно проводит ладонью по чужой щеке. Машинально - или намеренно - облизывая сухие губы./



До завтра - это слишком долго. Я успею замерзнуть. Ты этого, разумеется, не допустишь.

[Oriya_Mibu]

/Он кривит губы в усмешке. Отпускает воротник, — и сам застегивает молнию на чужой куртке — а затем еще и клапан, аккуратно, не пропуская ни одной кнопки. И поднимает воротник — так, чтобы закрывал горло и подбородок./



Разумеется, не допущу. Потому что взял тебя с собой — и значит, за тебя отвечаю. В частности — за то, чтобы ты вернулся вниз без воспаления легких.



/Он отступает на шаг. Чуть отворачивается, поводя плечами. Бросает взгляд наверх, на тот путь, который им еще предстоит пройти.



Да, свои силы он явно переоценил... Черта-с-два они управятся до темноты. Не трагично, разумеется: небо чистое, и будет полная луна. Света хватит. Дойдут. И все же...



Он вновь поворачивается к спутнику, одергивая на том куртку./



У нее превосходная вентиляция. Теплообмен поддерживается на оптимальном уровне. Больше не трогай застежку — и все будет в порядке. Ноги не сбил? Лучше скажи сейчас. Потому что потом разуваться будет уже поздно...